«Пузыри земли» Александра Блока
Душа моя рада всякому гаду
Есть у меня заветное одно местечко ― под Калугой на речке Суходрев. Сяду над излучиной, сзади сосновый бор, слева поле, справа между ивами змеится русло ― лёгкий ропот воды. Ни души. Только прошумит вдали электричка, да редко пройдёт рыбак. Смотрю вниз ― река делает здесь крутой поворот, подтачивает высокий глинистый берег, в котором зияют ласточкины норы, и скрывается за другим поворотом.
И тогда всякий раз приходят на ум эти строки:
Такой своеобразный у меня «дауншифтинг». Правда, блоковские герои-чертенята сидели-то «на мху посреди болот»:
Это Вечность Сама снизошла
Ну да: в болоте уже замкнула, а в речном потоке ещё шепчется. Я бы сел и у болота без проблем, кабы не комары. Да и нет особой разницы, в какую воду глядеть, журчащую или стоячую, ― для меня она любая обладает мистической притягательностью. Созерцая вечность, как буддийский монах на знаменитой китайской гравюре, я невольно ощущаю свою мелкость, даже ничтожность. Но и причастность, ту, которой лишаюсь всякий раз, вернувшись в город, или даже просто в общество себе подобных. А тут ― жучок ли проползёт, кивнет ли былинка, чирикнет ли птица ― и ты им брат.
Это самый странный из поэтических циклов Блока ― «Пузыри земли». В нём почти нет свидетельств о мире людей, а только чертенята, русалки, нимфы да болотные попики. Лишь однажды забредёт в него старушка по дороге с богомолья, да и то только затем, чтобы развлечь чертенят:
И мохнатые, малые каются,
Умиленно глядя на костыль,
Униженно в траве кувыркаются,
Поднимаю копытцами пыль:
«Ты прости нас, старушка ты божия,
Не бери нас в Святые Места!
Мы и здесь лобызаем подножия
Своего, полевого Христа. »
Как раз «Пузыри земли» и стёрли когда-то границу, сделали поэзию Блока совсем моей. Не «Стихи о Прекрасной Даме», не «Снежная маска», не «Двенадцать», не «Скифы», а эти, тоже мифологические, но «тёплые», близкие образы. Настолько, что, садясь у воды, я неизменно бубню под нос:
Болотные чертенятки
Я прогнал тебя кнутом
В полдень сквозь кусты,
Чтоб дождаться здесь вдвоём
Тихой пустоты.
Вот ― сидим с тобой на мху
Посреди болот.
Третий ― месяц наверху ―
Искривил свой рот.
Я, как ты, дитя дубрав,
Лик мой также стёрт.
Тише вод и ниже трав ―
Захудалый чёрт.
На дурацком колпаке
Бубенец разлук.
За плечами ― вдалеке ―
Сеть речных излук.
И сидим мы, дурачки, ―
Нежить, немочь вод.
Зеленеют колпачки
Задом наперёд.
Зачумлённый сон воды,
Ржавчина волны.
Мы ― забытые следы
Чьей-то глубины.
Источник
Блок. Пузыри земли, эпиграф — прочтение
Земля, как и вода, содержит газы,
И это были пузыри земли.
Макбет
Для Блока эти строки были сакральны. Спустя несколько лет он упомянет об этом:
…Впрочем, она захотела,
Чтобы я читал ей вслух «Макбета».
Едва дойдя до пузырей земли,
О которых я не могу говорить без волнения…
6 февраля 1908
Но эпиграф у Блока – это не расшифровка последующего текста, а ссылка на сцену, предшествующую – на ту печку, от которой надо начинать танец прочтения.
Блок читал эту трагедию в переводе Кронеберга А.И. Перечитаем и мы:
СЦЕНА III.
Степь.
Громъ, ТРИ ВЕДЬМЫ сходятся.
…
3-я ведьма. Чу! барабанъ тамъ бьетъ!
Макбетъ, Макбетъ идетъ!
Все три [пляшутъ и поютъ]. Мы вещія сестры, урочной порою
Несемся надъ моремъ, летимъ надъ землею.
Сомкнувшись въ кружокъ очарованный, вместе
Мы трижды обходимъ заклятое место.
Кругъ первый для первой, второй — для второй,
И третій — для третьей. Довольно постой!
Заклятье готово: погибнетъ герой.
Макбетъ. Какъ страненъ день: гроза безъ тучъ
На небесахъ играетъ лучъ.
Банко. До Фореса далеко ль? Это кто,
Худыя, дикія, изсохшія какъ тень?
Какъ не похожи на жильцовъ земли!
Однакожъ здесь оне. Живете ль вы?
И можно ль къ вамъ съ вопросомъ обратиться?
Конечно, вамъ слова мои понятны;
Я вижу — каждая свой палецъ костяной
Къ губамъ давно поблекшимъ поднесла.
Вы женщины, но бороды густыя
Совсемъ другое говорятъ о васъ.
Макбетъ. Когда вы можете, скажите: кто вы?
1-я ведьма. Да здравствуетъ Макбетъ, гламисскій танъ!
2-я ведьма. Да здравствуетъ Макбеть, кавдорскій танъ!
3-я ведьма. Да здравствуетъ Макбетъ, король въ грядущемъ!
Банко. Ты изумленъ? Ты будто испугался
Ихъ сладкихъ словъ? Во имя чистой правды!
Вы — призраки иль существа живыя?
Макбета вы почтили предсказаньемъ
Высокой почести; одушевили
Надеждою на царскую корону.
Внимая вамъ, онъ упоенъ восторгомъ,—
Мне ничего не говорите вы.
Когда вашъ взоръ въ посевъ временъ проникнуть
И плодъ отъ смерти можетъ отличить,
То слово вещее скажите мне.
Я вашей дружбы не ищу
И не боюсь вражды.
1-я ведьма. Ура!
2-я ведьма. Ура!
3-я ведьма. Ура!
1-я ведьма. Ниже и выше Макбета.
2-я ведьма. Не столько счастливъ, но счастливее его.
3-я ведьма.Царей родоначальникъ, но не царь.
Да здравствуютъ Макбетъ и Банко!
1-я ведьма. Да здравствуютъ и Банко и Макбетъ!
Макбетъ. Постойте, вестницы! Загадки прочь!
Скажите больше мне! Я танъ гламисскій
Съ техъ поръ, какъ умеръ мой отецъ Синелъ.
Но танъ кавдорскій живъ и въ цвете летъ,
И быть царемъ, какъ быть кавдорскимъ таномъ,
Не изъ числа возможныхъ делъ. Откуда
Чудесное исходитъ ваше знанье?
Зачемъ вы насъ пророческимъ приветомъ
Здесь на степи глухой остановили?
Я заклинаю васъ – скажите!
Банко. Земля, какъ и вода, содержитъ газы —
И это были пузыри земли.
Куда они исчезли?
Макбетъ. Въ воздухъ. Ветеръ
Разнесъ ихъ мнимыя тела, какъ вздохъ.
Итак, «пузыри земли» – это не дальнейшие «болотные чертенята» и прочие «твари весенние» – а предшествующие последующим событиям книги три ведьмы, нарисовавшие своим бесовским танцем три круга и напустившие на героя наваждения искушений с теми самыми «тварями».
Разумеется, на роль ведьм у Блока есть свои исполнительницы – и «русская Венера», и «гадалка» да и неотвязный двойник-белолицый наверняка не остался в стороне.
Напомню предыдущую сцену книги, первую сцену Тома Второго – «Вступление»: пустое поле и «потухший, измененный злыми законами времени, с песней наудачу поэт и человек, (а не провидец и обладатель тайны)» пытается поцеловать хоть следы без возврата ушедшей «Держащей море и сушу / Неподвижно тонкой Рукой».
Так что это было на том поле? Что это было во всей прошлой жизни – жизни тезы символизма, жизни Тома Первого – Прозрения Лучезарной или мороки пузырей земли?
Источник
Александр Блок
Вторая – «декадентская», «переходная» – книга
Выхожу я в путь, открытый взорам…
Александр Блок
«Стихи о Прекрасной Даме» – это ранняя утренняя заря – те сны и туманы, с которыми борется душа, чтобы получить право на жизнь. Второй том – первые жгучие и горестные восторги, первые страницы книги бытия».
По своему настроению второй том резко отличался от первого. Книга открывалась вступлением:
Ты в поля отошла без возврата.
Да святится Имя Твое!
Так, словно прощаясь с мечтами юности, говорит теперь Блок о своей Прекрасной Даме. Ощущение ее присутствия или приближения покидает поэта. В поэтический мир Блока входят новые темы, новые образы.
Изменяется пейзаж – вместо горных высот и лучезарных горизонтов – болотная вязь или город с его страшными язвами. Теперь он видит рядом с собой людей, измученных нуждой, затерянных в лабиринте каменного города. Вместо Прекрасной Дамы появляется Незнакомка, но не в лазурных далях, а в загородном ресторане, где только один пьяный поэт видит ее цветущие на дальнем берегу синие бездонные очи.
Почти во всех стихах второго тома светлые видения редки, но если и появляются – тут же получают приземляющее объяснение. В этой книге постоянно присутствует тема несбывшихся надежд.
Беспокойство, отсутствие уюта – главное чувство, пронизывающее стихи второго тома, как и многих автобиографических записей тех лет. Метод второй книги – «декадентский». Он состоит в том, что поэт собственную жизнь делает предметом искусства: «источник поэтического пафоса – одинокая душа человека» (Лидия Гинзбург). Конечно, реальная биография поэта и жизнь его лирического героя – не одно и то же. Несмотря на постоянные сложности в семье, жизнь Блока продолжалась в уютном мире его петербургской квартиры, а летом в Шахматове. Поэт печатался в символистских журналах, писал рецензии, статьи, реже, чем другие, но все-таки посещал литературный салон («Башню») Вячеслава Иванова и Религиозно-философские собрания. Много раз ездил за границу – в Германию, Францию, Бельгию, Испанию, Италию.
Первый раздел книги – цикл «Пузыри земли» (1904–1908) посвящен природе:
На перекрестке,
Где даль поставила,
В печальном весельи встречаю весну…
Блок открывает не только реальный, но и фантастический мир природы. С одной стороны, поэт приближается к реальным картинам природы, старается запечатлеть силы живого («Пробивается первая травка»), а с другой, отыскивает в «бессловесных тварях» нечто такое, что соответствует душевному кошмару и внешней уродливости действительности. В стихотворениях этого цикла своеобразно преломляется сказочная демонология. Блок обращается к фольклору («солнце – как медный шлем воина»).
Прочитать стихотворение «Полюби эту вечность болот».
Постепенно в лирике Блока происходит трансформация идеала. Характерные перемены нашли свое отражение в цикле «Город» (1904–1908). Действие многих стихотворений происходит на фоне Петербурга, причем не всегда парадной его части – «в кабаках, в переулках, в извивах…». Блока не случайно называют «петербургским поэтом»: северная столица, со всеми ее архитектурными красотами, приметами истории, климата, а также литературной судьбой, запечатлена во множестве его строк.
Раскрывая урбанистическую тему, Блок наделяет основное место действия своих персонажей признаками безобразного. У города серокаменное тело, серое небо, тусклые площади, глухие склепы переулков, серые жители («виденья мокрой скуки»), живущие в туманных парах, в обстановке разврата и пьянства. Это царство «сытых» и «жирных» («Я вам поведал неземное», «Сытые»). Это мир полной дисгармонии, бесчеловечности, безжизненности. Поэтому так настойчивы здесь мотивы смерти и уродства.
«…Живем ежедневно в ужасе, смраде и отчаянье, в фабричном дыму, в треске блудных улыбок, в румянце отвратительных автомобилей», – так воспринимал Блок городскую жизнь. Поэт демонстрирует нам две стороны облика города: прекрасную и ужасную, топографически узнаваемую и обобщенно страшную, реальную и фантастическую.
Стихотворение «Незнакомка» (1906) – один из шедевров русской лирики. Оно родилось из скитаний по петербургским пригородам, из впечатлений поездки в дачный поселок Озерки. Многое в стихотворении прямо перенесено отсюда: скрип уключин, женский визг, ресторан, пыль переулков, шлагбаумы – все убожество, скука, пошлость. Блок объяснял и то, где он видел Незнакомку – оказывается, на картинах Врубеля: «Передо мной возникло, наконец, то, что я (лично) называю “Незнакомкой”: красавица кукла, синий призрак, земное чудо… Незнакомка – это вовсе не просто дама в черном платье со страусовыми перьями на шляпе. Это дьявольский сплав из многих миров, преимущественно синего и лилового. Если бы я обладал средствами Врубеля, я бы создал Демона, но всякий делает то, что ему назначено…»
Синий цвет означает у Блока звездное высокое, недостижимое; лиловый тревожное.
Послушайте стихотворение и ответьте на вопрос: как построено стихотворение, какова его композиция?
Стихотворение построено на контрасте картин и образов, противопоставленных и отраженных друг в друге. Первая часть рисует картину самодовольной, разнузданной пошлости, знаками которой выступают художественные детали. Начало передает общую атмосферу и ее восприятие лирическим героем:
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Каковы особенности образов?
Подчеркивается оксюморонность образа: объединены противоположные по смыслу эпитеты – «весенний» и «тлетворный». Пошлая обыденность изображается иронически:
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины,
И раздается женский визг…
Пошлость заражает своим тлетворным духом все вокруг. Даже луна, вечный символ любви, спутник тайны, романтический образ делается плоским, как шутки «испытанных остряков»:
А в небе ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.
Какое настроение пронизывает вторую часть стихотворения?
Вторая часть стихотворения – переход к другой картине, противопоставленной пошлости первой. Мотив этих двух строф – смиренное отчаяние, одиночество лирического героя:
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирен и оглушен.
Этот «друг единственный» – отражение, второе «Я» героя. А вокруг лишь сонные лакеи и «пьяницы с глазами кроликов».
Обратим внимание на лексику этих двух строф. В чем ее особенности?
Лексика первой строфы («И каждый вечер друг единственный…») высокая, сходная с лексикой второй части стихотворения. Лексика второй строфы («А рядом у соседних столиков…») – низкая («лакеи», «торчат», «пьяницы», «кричат»), тяготеет к лексике первой части. Таким образом эти две строфы как бы скрепляют части стихотворения, проникая в ткань лирического повествования.
Как изображается заглавная героиня стихотворения?
Заглавный образ возникает во второй части. Но кроме названия стихотворения, он нигде не обозначен прямо. В третий раз строка начинается со слов «И каждый вечер…» (анафора). Постоянна пошлость, изображенная в первой части, но постоянно и прекрасное видение, мечта, недоступный идеал: «Иль это только снится мне?». Героиня лишена реалистических черт, она вся окутана шелками, духами, туманами, тайной. Этот образ исполнен поэтической прелести, отгорожен от грязи действительности возвышенным восприятием лирического героя:
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
Как соотносится образ Незнакомки с образом лирического героя?
Таинственная незнакомка чужда окружающей реальности, это воплощенная Поэзия, Женственность. И она тоже «всегда без спутников, одна». Одиночество героев выделяет их из толпы, притягивает друг к другу:
И странной близостью закованный
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Желанный «очарованный берег» рядом, но стоит протянуть руку – и он уплывет. Лирический герой ощущает свою посвященность в «глухие тайны», его сознание заполняет волшебный образ:
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие, бездонные
Цветут на дальнем берегу.
Последняя строфа довершает переворот в душе лирического героя, говорит о его избранности, о нетленности прекрасного идеала:
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
Угаданная тайна, открывшая возможность другой, прекрасной жизни «на дальнем берегу», вдали от пошлости действительности, принимается как обретенное «сокровище». Вино – символ откровения, ключа к тайнам прекрасного. Красота, истина и поэзия оказываются в неразделимом единстве.
Обратите внимание на выразительную инструментовку блоковских стихов.
Найдите примеры звукописи.
Появление героини сопровождается редкой по красоте звукописью (ассонансы и аллитерации), создающей ощущение воздушности образа: «И кАждый вечер, в чАс нАзнАченный…»; «Девичий стАн, шелкАми схвАченный, / В тумАнно(А)м движетс(А) о(А)кне…» и далее. Ассонансы на «У» придают утонченность образу Незнакомки: «И вею(У)т древними поверьями / Ее УпрУгие шелка, / И шляпа с траУрными перьями, / И в кольцах Узкая рУка».
Найдите примеры противопоставления образов.
Найдем противоположные образы в частях стихотворения: «Горячий воздух дик и глух» – «Дыша духами и туманами»; «женский визг» – «девичий стан»; «бессмысленный… диск» луны – «солнце»; «скука загородных дач» – «очарованная даль»; «канавы» – «излучины» души; «бессмысленный… диск» – «истина».
Прочитаем стихотворение еще раз, чтобы уже по-новому насладиться его звучанием и глубиной смысла.
К «Незнакомке» примыкают тематически смежные стихотворения («В ресторане», «Там дамы щеголяют модами…», «Твое лицо бледней, чем было…»), которые по-своему окружают и окольцовывают это стихотворение, подчеркивая власть «пошлости таинственной», из которой нет возможности вырваться.
Однако итог второй книги – принятие жизни реальной во всех ее противоречиях. В циклах «Снежная маска» (1907) и «Фаина» (1906–1908) слышится прославление земной женщины и страсти, которая, как страшная метель, сметает все на своем пути. Сказалось увлечение поэта актрисой Н.Н. Волоховой. Стихотворение «О, весна без конца и без краю…» – это эмоциональный пик цикла «Фаина». В нем поэт предложил принять мир во всем объеме составляющих его противоречий.
Учащиеся читают стихотворение наизусть.
Д.Н. Мурин, Е.Д. Кононова, Е.В. Миненко. Русская литература ХХ века. Программа 11 класса. Тематическое поурочное планирование. Санкт-Петербург: СМИО Пресс, 2001
Е.С. Роговер. Русская литература XX века / Санкт-Петербург: Паритет, 2002
Н.В. Егорова. Поурочные разработки по русской литературе ХХ век. 11 класс. I полугодие. М.: ВАКО, 2005
Евгения Иванова. Александр Александрович Блок. // Энциклопедии для детей «Аванта+». Том 9. Русская литература. Часть вторая. XX век. М., 1999
Источник