Юрий литвиненко urka земля любви
Обычно в начале книги пишут, что все герои вымышлены. И случайное совпадение может быть не по умыслу автора. Я так говорить не буду.
Главный герой, девочка и многие из героев книги взяты из реальной жизни. Места действия, кроме, конечно, другого мира тоже вполне реальны и имеют свои названия. Просто не хотелось обозначать то село, где жила эта девочка, чтобы не создать у читателей ложного впечатления обо всех ее жителях. Поэтому будет просто «где-то на Северо-Западе России».
Село где-то на северо-западе России.
Тени от деревьев все удлинялись, меняя цвет асфальта, укрывавшего двор, с серого на почти чёрный. Вот уже полностью скрылось за деревьями, впуская в мир вечерние сумерки. А я все сидел на крыльце своего домика и думал. Бросил взгляд на свои командирские, и сам удивился, третий час как от меня уехал Ефим, привезший странные и, наверное, страшные новости. И все это время я сидел и переваривал их. Кружка, в которой был налит крепкий сваренный кофе, давно опустела, зато банка, используемая под пепельницу, заметно наполнилась. Открыл пачку с сигаретами, хотя почему во множественном числе? Там оставалась одинокая сигарета. Надо же, даже о трубке не вспомнил, так накрыло. Сунул фильтр в зубы, смял уже пустую пачку и бросил ее в урну, стоящую рядом с крыльцом. Да… Сообщение Ефима было небольшим, но из-за него моя жизнь, похоже, круто изменится. И, похоже, не в лучшую сторону. И этой тихой спокойной жизни военного пенсионера в уютном домике с небольшим садиком и маленьком огородиком уже не будет. Все говорит за то, что случится это очень скоро, уже в ближайшие дни все круто изменится. А виноват в этом во всем сам, и обижаться не на кого. Ну и еще причиной предстоящих перемен стала моя странная неодолимая поздняя любовь. А имя этой любви было Нона. И возраст этой любви был всего восемнадцать лет. Почти втрое моложе меня.
Сейчас даже и не вспомню, с чего все началось, и точное время когда, уже не определю. Только примерно. Года два с половиной – три назад. Она тогда училась еще в девятом классе. Там я ее и увидел первый раз, когда приходил в гости к своей хорошей знакомой. Я часто бывал там, помогая то отремонтировать компьютеры, то поправить программы, то поснимать какие-то школьные мероприятия, чтобы потом выложить их на школьном сайте. Иногда еще чем-то помогал, это и самому доставляло удовольствие – сделать что-то нужное для школы. Несколько раз вывозил класс моей знакомой на природу, в музеи, в кино. Для этого хватало моей «буханки» трехлетки. Поселок небольшой, школа малокомплектная, а класс моей подруги еще и самый маленький, всего пять учеников, все на год младше Ноны. А она просто приходила в кабинет информатики и просиживала там перемены. Чаще молчала, слушая что-то воткнув в уши розовые кнопки головных телефонов, держа в руках такой же розовый смартфон. Иногда что-то рассказывала о себе или о том, что делается в поселке. И всегда улыбалась, иногда смеялась, заливаясь своим заразительным звонким смехом. От этих улыбок, смеха, веселых конопушек на симпатичном личике, в обрамлении пушистых солнечных волос казалось, что напротив сидит и смеется маленькое Солнышко. Так я и стал ее потом называть. Как-то случайно встретились с ней в кафе в районном городке, что стоит за рекой в паре километрах от переправы. Она пила коктейли, я кофе. Поговорили как всегда весело, и, как всегда, ни о чем. Потом вместе шли пешком до парома и от него до поселка. Дальше больше, она приветствовала меня уже как старого знакомого. Не смотря на разницу в возрасте мы обращались друг к другу на ты. Как-то раз, в воскресенье, неожиданно зашла в гости в мой холостяцкий домик. На лице улыбка, а в глазах грусть, какая-то недетская тоска. Пытался узнать, что случилось, но она все больше отшучивалась. Напоил чаем с вареньем, которого у меня было много и разного. Люблю я его варить, да и есть тоже. Но больше раздавал соседям и знакомым. Посидела она часа два, видимо от общения со мной ее немного отпустило, и она упорхнула, почти по-детски, вприпрыжку, с развевающейся юбочкой.
Источник
Юрий литвиненко urka земля любви
Вал вздымается за валом. Нет конца и края вздымающимся со всех сторон валам. Водяные горы растут, вскипают пеной и рассыпаются. В их цепких недобрых объятиях корабль кажется скорлупкой, но он упрямо стремится вперед, взбираясь вверх на водяные горы, а потом соскальзывая вниз.
— Я не понимаю, чему ты так рад, Жулио, — с тревожным недоумением спрашивала женщина, глядя на сияющее лицо мужа, смотревшего блестящими глазами вдаль. — Мне так страшно! Впереди сплошная неопределенность. Что нас ждет?
— Не что, Ана, а кто! — весело ответил муж. — Нас ждет Франческо, и я радуюсь встречи с другом, нет, с братом, которого не видел двадцать лет! Ты же знаешь, что он в Бразилии разбогател, хорошо устроился и поможет устроиться нам!
— С чего бы ему так о нас хлопотать, — с недоверием вздохнула она. — Мало ли у нас было друзей в Италии, но мы же всегда рассчитывали только на себя.
Жулио не захотел объяснять, почему он так рассчитывает на помощь Франческо. Это была его тайна, и пусть она останется тайной.
— Франческо не просто друг, он — мой кровный брат.
Слова мужа показались Ане преувеличением, но спорить она не стала.
— Да и что нас с тобой ожидало в Италии? — продолжал муж. — Если говорить честно, наша мать-земля была нам мачехой!
Ана горько вздохнула. Так оно и было, что тут скажешь? Достаточно посмотреть вокруг — сколько ее соотечественников в надежде на лучшее сели на корабль и отправились за океан.
Плодородных земель в Италии было мало, а выжженные солнцем скудные глины не могли прокормить своих многочисленных обитателей, люди голодали, искали и не находили ни хлеба, ни работы. Между тем наступил 1888 год, в Бразилии отменили рабство, обширные кофейные плантации остались без работников: негры, с которыми жестоко обращались их хозяева, не захотели остаться у них даже в качестве наемных работников и разбежались кто куда. Богатые плантаторы были вынуждены искать новую рабочую силу. Очень скоро в европейских странах появились вербовщики — они расхваливали плодородие заокеанских земель, сулили каждому, кто туда поедет, свой собственный участок. Был оплачен и проезд в зеленый рай, нужно было только подписать контракт на несколько лет работы на кофейных плантаниях. Сти, како за основни за
Нищета и мечта о собственных виноградниках влекли итальянцев за океан. Мужчины и женщины подписывали бумаги и садились на корабли, которые везли их в неведомую, но, как они надеялись, более счастливую жизнь. Большинство пассажиров и этого корабля были наняты вербовщиками, которые везли их к хозяевам плантаций.
Большинство, но не все — Жулио и Ана Эсплeндоре со своей семнадцатилетней дочерью отправились в Бразилию по приглашению богатого фазендейро Франческо Мальяно и заплатили за проезд сами, продав все свое нехитрое имущество. Франческо давно звал их к себе, но Ана никак не могла решиться. Жили они очень скромно, но концы с концами сводили, и Ане было жаль своего насиженного гнезда, которое досталось ей от родителей и в котором она прожила всю жизнь. Когда они поженились, Жулио торговал с лотка зеленью, потом у них была маленькая зеленная лавчонка, которая их и кормила, но для своей дочери они мечтали о большем. Родители постарались дать дочери образование.
— Кто знает? Может, она у нас будет учительницей, — мечтал Жулио.
— Или замуж выйдет за богатого, — вторила мужу Ана.
С рождением дочки жизнь у них стала и труднее, и радостнее, и они, не ропща, несли ее бремя.
Время от времени Жулио получал письмо из Бразилии, и вновь загорался мыслью об отъезде. Особенно настойчиво он стал звать жену после смерти ее родителей, славных стариков, которых они, конечно же, никогда бы не оставили одних. Но Ана боялась за маленькую Жулиану и отказалась наотрез. Жулио не настаивал.
Писали друзья друг другу не часто, но о главных событиях в жизни сообщали непременно. По сухости, с какой друг упоминал о жене, Жулио понял, что у Франческо не заладилась семейная жизнь, но вопросов не задавал, опасаясь причинить ему боль. Зато Франческо обожал сына и в каждом письме непременно писал о нем: Марко Антонио был и умницей, и красавцем.
Прочитав очередное письмо, Жулио всякий раз невольно поглядывал на Жулиану. Она у них тоже была и умницей, и красавицей. Чем не невеста? Вот была бы парочка! Мало-помалу мечта об этом стала самой заветной для Жулио.
Когда Жулиана подросла, они с отцом стали уговаривать мать вдвоем.
— Ты и там будешь продавать свою зелень, — говорила Жулиана, ласкаясь к матери, — такой огород разведем — любо дорого посмотреть!
— А ты-то чего там не видела! — недовольно вздыхала Ана.
— Ничего не видела! — тут же отзывалась дочь. — А посмотреть хочется!
— А мне хочется пожить на покое, — вступал в разговор Жулио, — обзаведемся мы там землей, построим домик, выдадим Жулиану замуж и будем на старости лет внуками любоваться.
И муж, и дочка только и говорили, что об отъезде, и Ана призадумалась.
— Мы детей-то, детей поженим! — шептал Жулио жене каждый вечер на ушко, боясь сглазить такое хорошее дело.
Дочь у них, как это часто бывает в небогатых семьях, выросла очень самостоятельной. Отец и мать в ней души не чаяли, а она отличалась энергичным характером и частенько принимала решения за них обоих.
Капля камень точит, Ана тоже стала подумывать об отъезде. Ради дочери она готова была на все, и во имя лучезарного будущего наконец согласилась пожертвовать скромным настоящим: они стали искать покупателя на свой старый домик.
— Не горюй! — твердил муж. — Франческо нам поможет! Сначала поживем у него, а там видно будет. Глядишь, на склоне лет еще важными птицами станем! стерин
Наконец дом был продан, денег только-только хватило на переезд. Жулио сообщил Франческо название парохода, на котором они собирались плыть, и дату отплытия.
Франческо прислал восторженное письмо, писал, что готовит комнаты для гостей и будет ждать их на пристани. Обещал, что все заботы возьмет на себя, просил не волноваться.
Но оказавшимся в открытом море на хрупком суденышке женщинам стало не по себе. Жулиана впервые отдала себе отчет, на какую зыбкую почву она вступила, и ей стало страшно.
Вдобавок и первые дни дались всем пассажирам нелегко — море было бурным, непривычные к качке люди
Источник
Читать онлайн «Дорогами апокалипсиса»
Автор Юрий Литвиненко
Конец мая — начало июня, самое лучшее время в этих местах. Уже тепло, а днём бывает даже жарковато, до двадцати пяти-двадцати семи, и ночами уже не холодно. Погода солнечная, лёгкий ветерок, дождей почти не бывает. Воздух наполнен запахами молодой травы, первых летних цветов, недавно распустившихся листьев. И, самое главное, ещё нет комаров, мошки и других мелких и крупных летающих кровопийц, от которых скоро будет не продохнуть. Очень люблю это время, ночи очень короткие, солнце уйдёт за ближайший борик (небольшой бор) на два-три часа, и снова заливает землю ласковым весенним теплом, золотыми солнечными лучами.
Седьмой час утра. Я вышел на крыльцо с кружкой крепкого кофе, сел на верхнюю ступеньку, раскурил заранее приготовленную трубку. Приятный вишнёвый табак и ароматный кофе перебили запахи трав и цветов, но и сами по себе были приятны не меньше. Это давно уже стало почти ритуалом — проснувшись, первым делом кофе и трубка. В одних трусах, не одеваясь, не умываясь, пусть меня осудят блюстители гигиены и здорового образа жизни. По большому счёту мне было «плювать», как говорит мой старый товарищ Андрей Моисеев, которого все зовут просто Моисей, крепкий высокий мужик с пышной седой бородой, возрастом уже за шестьдесят, вся жизнь которого проходила между лагерями и тайгой. Выходил на волю, жил какое-то время в своём домике в этой глухой, забытой богами таёжной деревне, потом выбирался в город, попадал в какую-нибудь переделку, и на несколько лет менял спокойную жизнь в своём уютном домике, на беспокойную в бараке, где-нибудь в районе полярного круга. Правда, уже лет пятнадцать как остепенился, жил спокойно. Я знаю его уже почти десять лет, с тех пор, как перебрался в эту сибирскую деревеньку, и всегда удивлялся, как же он мог попадать в тюрьму за драки, хулиганство и тому подобное. Тихий, спокойный, добрейшей души человек, всегда готовый помочь любому, не требуя никакой благодарности. Но жизнь сложная штука, да и, как говорится, чужая душа — потёмки.
Что это я о нём вспомнил? Наверное, потому, что сегодня он собрался ехать со мной в районный центр, в Тюхтет. Он в магазины, затариться продуктами, прикупить новых снастей для рыбалки, патронов для своей старенькой вертикалки, а я встречать свою падчерицу.
Приехал я сюда почти десять лет назад вместе с женщиной, с которой прожили до этого вместе три года, и как раз перед переездом расписались, и её дочерью, которой тогда было ещё шестнадцать лет, и училась она в девятом классе. Уже тогда она была писаной красавицей. И фигурой, и лицом, да и умом значительно выделялась среди своих сверстниц, казалась старше них. А сейчас вообще расцвела той сильной, яркой красотой, которая бывает только у русских женщин. Совсем не похожая на своих одногодок ни внешностью, ни взглядам на жизнь, ни своими стремлениями в ней. Никогда не изнуряла себя диетами, не гнушалась тяжёлой работы, любила рыбалку, побродить с ружьём по тайге, где чувствовала себя как дома, могла и сеть на реке поставить, и сохатого разделать.
У нас с ней сразу сложились товарищеские отношения, совсем не похожие на те, что обычно бывают между падчерицей и отчимом. И когда перебрались сюда, в тайгу, она больше времени проводила со мной на охоте, рыбалке, помогала заниматься хозяйством, умела держать в руках и топор, и рубанок. Куда как реже её можно было увидеть с матерью на кухне, или пропалывающую грядки. Мария, моя жена, иногда косилась, но поводов упрекнуть нас в чём-то большем, чем дружба, не было. Так и шло до тех пор, как её мать внезапно умерла четыре года назад, сгорев за пару недель, так толком и не понятно от чего. Когда привезли в больницу, было уже поздно. Через день врачам оставалось только выдать справку о смерти с каким-то непонятным диагнозом.
Елена в то время ещё училась на последнем курсе университета, приехала уже на похороны. Погоревали, поплакали и продолжили жить как раньше. После выпуска падчерице предложили хорошую работу в городе, она согласилась, но как только появлялось свободное время — отпуск или праздники, летела домой. Город ей был в тягость. Близких подруг у неё не было, парней с собой никогда не привозила, да и ни разу не говорила, что они у неё есть. А на мои вопросы просто отшучивалась, говорила, что таких как я не встречала, а других не надо. Что её ровесники или на деньгах зациклены, или на спорте, а многие вообще на наркоте сидят. Я поначалу посмеивался, что ещё найдётся её принц, город большой, но последний год она всё чаще стала заговаривать о том, что городская жизнь уже опостылела ей до предела, и она хочет насовсем приехать домой, здесь заняться чем-то полезным, что будет кормить её, а заодно и меня. Да и взгляды её я ловил на себе совсем не товарищеские. Хотя открыто она ни разу ничего не говорила. Не буду скрывать, что я тоже последнее время стал осознавать, что смотрю на неё не как на ребёнка, а как на молодую красивую женщину.
После смерти Марии у меня были, конечно, женщины, но совсем не часто, просто одноразовые встречи, когда выезжал в районный центр или в город, но сколь-нибудь долгих отношений не заводил ни с кем. А если учесть, что нравы у нас в семье были не совсем пуританские, излишней стыдливостью мы не страдали, и в порядке вещей было ходить по дому в нижнем белье, или крикнув из бани, попросить принести забытое полотенце или бельё. Всё это было обыденно, без какой-то сексуальной подоплёки, хотя нередко и сопровождалось шутками, иногда и весьма откровенными, но они никогда не переходили какой-то определённой, негласно установленной грани. В школе на Лену заглядывались мальчишки, да и мужчины постарше в деревне нередко провожали её масляными взглядами. Но, насколько я знаю, она до самого выпускного оставалась девственницей. Большая редкость в наше время. Как дальше не знаю, мы с Марией об этом не говорили, а потом её не стало .
Источник